У вас есть какая-то специализация в своей дисциплине? Возможно, вам какая-то эпоха импонирует больше, чем остальные?

Я учился на истфаке МГУ и окончил там кафедру истории Церкви. То есть я дипломированный церковный историк, довольно редкий зверь на нашей исторической арене, хотя сейчас у нас все больше коллег. С другой стороны, я со школы увлекался русским и византийским Средневековьем, поэтому считаю себя медиевистом. Это довольно сильное заявление для историка, потому что у нас как-то принято, что медиевист — это человек, который занимается западным Средневековьем, а русским и славянским Средневековьем занимается славист, русист и т. д. Но я уверен, что Россия времен Средневековья и модерна — это, безусловно, часть цивилизации средневекового Запада, хотя и находящаяся в переходном регионе.

Есть у меня и еще пара увлечений — в 2012 году я делал с коллегами проект по войне 1812 года. Мы там каждый день писали статьи с описаниями событий, персоналий, мест. Большая часть статей написана мной, поэтому для меня эта война стала знаковой и важной. Еще одна тема, которая меня волнует — это социально-экономическая и политическая история Советского проекта, особенно выделю любимый мною модернизм и его приключения в позднем СССР.

Вы уже давно преподаете в школе. А какие-то занятия помимо школьных ведете?

Да, я уже двенадцать лет работаю в школах: в 1514-й, 1505-й, «Интеллектуале», «Летово», «Хорошколе». Сначала думал, что это у меня такое хобби, а наука — основное дело. Сейчас ясно, что все наоборот. Наука — это хобби, а не работать с учениками я просто не могу. В школе я представляю тот тип учителя, который ученикам раскрывается во время внеурочных мероприятий. Я много лет подряд практически во всех школах, где работал, делал исторические балы, реконструкции, ролевые игры, поездки и практики.

В какой-то момент в 1514 и 1505 школах получилось организовать целую систему выездных практик, лагерей, путешествий и других активностей. В итоге все это выплеснулось за пределы школы: я организовал со своей бывшей женой Лабораторию культурных проектов, мы сделали подряд несколько лагерей для Культурного центра ЗИЛ, потом смену для международной школы UWC Dilijan. Здесь взыграла еще одна моя научная страсть — урбанистика. Еще на первом курсе я нашел в Исторической библиотеке подборку англоязычного журнала Urban Studies и чуть не ушел с истфака. Потом в школе я сделал курс по урбанистике для подростков, лагеря в ЗИЛе и «Дилижане», выступал с этим в разных местах, с разными детьми.

При этом вы еще и взрослым читаете лекции?

Я много где читаю лекции: на «Москве 24», в «Мемориале», в Университете детей Политеха, в Музее русской иконы, в Музее музыкальной культуры им. Глинки, в Level One, частные лекции. Аудитории разные, у них разные интересы и заряды. Но я люблю читать лекции. Читать лекции — это моя суперсила. Пару лет назад я сформулировал для себя, почему мне так нравится этим заниматься. Я — человек устной культуры, я думаю, когда говорю, как античные греки. Приходят потрясающие идеи, метафоры, сравнения, открытия. Я, как греческий рапсод из платоновского «Иона», подключаюсь к космосу. Кажется, это распространяется и на аудиторию. Дети часто просят именно лекции, хотя на других уроках они их ненавидят. Но я не колюсь. Лекция — формат, с которым нельзя переборщить, он очень пассивный. Поэтому я часто стараюсь превратить лекцию в диалог.

Получилось ли это сделать на летней смене «Марабу» в Венгрии, где вы преподавали?

В «Марабу» в этом плане удивительные дети — они реально стремятся к такому формату, им нравится слушать, они талантливые и мотивированные. На летней смене были дети, которые бульдогами вцеплялись в тебя и не отпускали, пока ты все им не расскажешь про гладиусы и черепаху.

Для меня отдельный кайф заключается в преподавании именно детям. Когда занимаешься со взрослыми, ты чаще всего не видишь эффекта от своих лекций. А дети быстрее развиваются и меняются, и ты видишь, как, условно говоря, за год ребенок при помощи тебя повзрослел и что-то узнал. У самых мотивированных детей так круто работает мозг, они задают такие вопросы, так скоро возникают какие-то идеи, что это просто удивительно интересно наблюдать.

Этой осенью вы будете преподавать на программе «Эпоха Просвещения». Чем вам интересна эта тема?

Я всю школу и университет ненавидел XVII–XVIII века. Вот не давались они мне, совсем. Мне хотелось все время как-то обойти эти периоды. В какой-то момент, когда я в четвертый раз проходил с учениками XVIII век, я вдруг понял, что это удивительная, прекрасная эпоха: там так много надежды на лучшее и при этом ощущение какой-то дьявольской безысходности. Когда я для анонса программы писал о том, что это осевое время современной Европы — это была не просто фраза. Мы действительно живем в мире, во многом созданном в XVIII веке — наука, искусство, политика в нынешнем виде сформировались окончательно именно там.

А как на диалог о такой сложной теме завлечь детей 10–14 лет и сделать так, чтобы им было интересно?

Мы будем стараться использовать их общие представления, знания о современном мире, картинки, цитаты, схемы, видео. Поскольку я люблю делать всякие ролевые игры и реконструкции, мы постараемся организовать пару таких реконструкций: бала, приема, парламента, переговоров. Отдельная тема у нас связана с формированием капитализма и игрой на бирже. Если это будет интересно детям, то попробуем сделать для них игру-реконструкцию по бирже. И, конечно, поиграем в такие стратегические игры на карте, которые помогают строить свои колониальные империи. Вряд ли у нас получится закончить — ведь смена длится всего неделю —, но хотя бы пару туров попробуем сделать.

Будет ли ваш курс как-то специально коррелировать с курсом ваших коллег-преподавателей, которые будут вести философию и историю искусств на программе?

Безусловно, мы будем много соотноситься и с историей искусства (курс Алины Аксёновой, и с историей философии (курс Анны Кигай). В этом смысле курс истории — основа. Он задает те контейнеры памяти, в которые потом складывается вся основная информация. В этом педагогически я и вижу задачу своего курса: помочь систематизировать знания об эпохе, но в то же время почувствовать ее дух.