Задайте вопрос или заполните заявку
website icon
Заявка
website icon
Вопрос
Telegram
Mail
WhatsApp
Ярослав Тимофеев: «Что слушаешь?»
«Именно сложная музыка, к восприятию которой нужно готовиться, говорит с человеком как с homo sapiens, как с существом, которое построило города, полетело в космос, создало мобильный телефон»
Ярослав Тимофеев
музыкант
В Сербии говорить с детьми о музыке будет Ярослав Тимофеев — музыковед, лектор, классический музыкант, звонарь, ведущий концертов Московской филармонии, музыкальный критик и главный редактор журнала «Музыкальная академия», а еще пианист и композитор группы OQJAV. Ух! Мы спросили у Ярослава, как он все успевает, а заодно поговорили о том, что такое музыка сегодня, зачем ходить на лекции и как увлечь подростков классикой.
— Что вы готовите для «Марабу»?

Это будет лекционный цикл о том, как устроена музыка, разбор ее на маленькие составляющие, как конструктор «Лего». Мы поговорим о мелодии, гармонии, ритме, тембрах и окинем общим взглядом историю музыки и нынешнее состояние дел.

А какое сейчас состояние дел в музыке?

Хотя ученые нас уверяют, что восемьдесят процентов информации мы получаем через зрение, музыка является самым близким, дорогим, важным и постоянно сопутствующим человеку видом искусства. Если мы посмотрим на то, сколько времени современный человек в среднем проводит в общении с музыкой, и сравним этот показатель со временем, которое посвящается кинематографу, музеям, книгам, театру, мы увидим, что музыка побеждает. При этом она коммерциализировалась, и большинство привыкло воспринимать ее как фон. Поэтому мы видим странное сочетание: музыка — одновременно и незаметное оформление среды, и искусство, определяющее идентичность человека. Второе особенно характерно для подросткового возраста — по ответу на вопрос «Что слушаешь?» молодые люди сразу понимают многое друг про друга.

Классическая музыка при этом находится в летаргическом сне, в глубоком упадке, и на курсе я расскажу, почему это абсолютно естественно, так и должно было случиться. Но поскольку наш мир сейчас плюралистичен, то существуют все формы музицирования, от фольклора и классики до электроники и стоковой музыки (которая звучит в торговых центрах и фитнес-клубах). Музыка сегодня — это огромное поле, в котором каждый находит свою нишу.

Нет ли здесь противоречия? С одной стороны, мы действительно проводим с музыкой много времени. Но с другой — из-за того, что она звучит фоном, качество проводимого времени не такое, как когда мы внимательно смотрим фильм или оперную постановку в театре.

Это противоречие, безусловно, есть. Но вот вам простая аналогия: придя к психотерапевту один раз, мы, наверное, можем пережить некий инсайт, потрясение. А еженедельные визиты к нему на протяжении многих лет вплетаются в ткань жизни и становятся фоном.
На курсе мы как раз поговорим о том, что музыка сегодня для многих — просто жвачка, но для кого-то она — искусство, меняющее жизнь. Самое удивительное, что обе эти функции могут уживаться в восприятии одного человека: допустим, в четырнадцать лет он испытывает потрясение от музыки, а в сорок пять толком ею уже не интересуется.
Музыкальный сервис Spotify провел интересное исследование, которое показало, что в среднем в тридцать три года человек перестает искать новую музыку и до конца жизни остается в той звуковой сфере, которая у него уже сформировалась. Тем не менее потоковая функция музыки не отменяет ее силы — и для меня, и для множества людей, не связанных с ней профессионально.

У вас невероятно широкий разброс деятельности: вы классический музыкант, звонарь, музыковед, лектор, клавишник в группе OQJAV. Как вы все сочетаете и переключаетесь между всеми своими ролями?

Для меня смена ролей — это форма отдыха. Игра в OQJAV — совершенно точно отдых от музыковедческой деятельности, но и наоборот тоже: OQJAV мне надоел бы, если бы я им занимался каждый день с утра до вечера. С детства я переключался с одного дела на другое, это органичное мне поведение. Плюс я не люблю отдых как таковой, в чистом виде. И, конечно, один формат деятельности помогает другому: начав сочинять музыку для OQJAV, я лучше понял, как именно у меня в голове существует академическая музыка, какие у нее паттерны и как они комбинируются. Когда ты занимаешься практической деятельностью — то есть сочиняешь не в стол или по заданию консерватории, а зная, что это реальное «производство», что эти песни будут слушать твои знакомые и поклонники группы, ощущения меняются. Вообще, бо́льшая часть великой музыки создавалась на заказ, за деньги; в этом смысле работа с OQJAV позволила мне лучше понять моих героев — композиторов.

Вы читаете много лекций — что для вас ценного в этой деятельности? Что вам это дает?

Для самого себя — это удовольствие, ощущение полноты момента. А внешняя цель моей деятельности — в первую очередь в том, чтобы снять барьеры между слушателем и музыкой, которая рассчитана на сотворчество с человеком. Мне интересна музыка, которая относится к человеку как к равному. Я противопоставляю ее музыке примитивной, которая относится к человеку скорее как к животному, хотя это тоже прекрасно и нужно: допустим, танцевальная музыка пробуждает в нас удивительную энергию, но для музыковедческого анализа она не слишком интересна
Так вот, я хочу сломать барьеры между человеком и большой музыкой. Они могут возникать в том числе из-за хронологической дистанции: скажем, сочинения Баха его современникам говорили очень многое, поскольку у них была единая культурная среда. Мы же считываем в лучшем случае десять процентов от того, что закладывал композитор.
Но едва ли не все умные люди разных эпох признавались в любви к музыке, возносили ее над всеми видами искусства как самую непознаваемую, и поэтому даже одна лекция, которая дает еще десять процентов к пониманию Баха, может изменить жизнь слушателя, сделать ее богаче и насыщеннее. По крайней мере, иногда я получаю такие отзывы, и это, конечно, счастье для меня.

Вы говорите о музыке, которая относится к человеку как к равному. Тут как будто тоже небольшое противоречие: если нужно специально готовиться к тому, чтобы понять музыку, то точно ли здесь есть равенство?

Для меня здесь нет противоречия. Воспитание, обучение решают почти все в наших контактах с искусством и внешним миром. Человек ведь очень адаптивное и обучаемое существо, биологи говорят — самое адаптивное наравне с тараканом. Мы можем всю жизнь прожить на заводе и знать только звуки шестеренок, но если мы попадем с завода во Флоренцию на концерт музыки Брукнера, вряд ли мы немедленно заплачем от умиления — такая реакция не появляется на ровном месте.
Само слово «культура», cultura, означает возделывание земли. Вся человеческая культура — это урожай, ради которого нужно долго готовить землю, иначе не будет ничего, кроме животных инстинктов.
Поэтому — да, для восприятия сложной музыки нужно пройти некоторый путь, она не откроется сразу. Но именно такая музыка говорит с человеком как с homo sapiens, как с существом, которое построило города, полетело в космос, создало мобильный телефон. Это ведь все — чудеса человеческого духа и ума. Самая интересная музыка создавалась для людей, способных ее оценить.

Вы как-то сказали, что люди ходят на лекции не за фактами, а за потрясениями. У вас есть любимые потрясения? Или те, что гарантированно вызывают мощный отклик у вашей аудитории?

Есть, но я не могу их достать из контекста — тогда они обветрятся и потеряют свою силу. И, конечно, эти моменты потрясения тоже готовятся и взращиваются, в том числе — интонацией на протяжении предыдущих тридцати минут лекции, звуковыми примерами. Но, пожалуй, самые счастливые моменты в моей профессии случаются тогда, когда ты сам в процессе рассказа вдруг что-то понимаешь, тут же выдаешь это аудитории, горишь от счастья новой мысли и видишь, что аудитория тоже загорается.

Если представить, что к вам на курс придет совсем не подготовленный подросток, как его увлечь?

Это самый сложный вызов. Работать с подростками, даже подготовленными, непросто. Безусловно, нужно искать точки соприкосновения с той музыкой, которая есть в их мире. Чаще всего это поп-музыка, музыка «Тик-Тока», которая живет два-три месяца, но в эти два-три месяца ее знают все подростки. Идеально как раз начинать с нее.
Ты кладешь на операционный стол эту скромную, едва ли не одноклеточную музыку, и препарируешь ее, показываешь, как она работает: почему здесь качает, а здесь стало грустновато, почему именно этот эпизод хочется напевать несколько дней напролет.
Для подростка такой разбор — как магия, ведь он думал, что все это создают какие-то великие люди в роскошных звукозаписывающих студиях и в этот мир не пробиться.

Дальше важно донести мысль о том, что музыка — это всегда музыка. Сложная или простая, она состоит из звуков, которые воздействуют на человека. Я провожу параллели между модной музыкой и классической, и ребята втягиваются, потому что чувствуют единство этого мира. Еще очень помогают интерактивы: если подростку удается самому что-то воспроизвести, сымпровизировать, сочинить, тогда возникает тот восторг, на котором он готов ехать дальше в путешествие по академической музыке.