Катя, вы специалист по грамматике языков Западной Африки, у вас в биографии лингвистические экспедиции в Того и Кот-д’Ивуар. В какой момент вы поняли, что вас интересуют именно Африка и африканские языки? 

Я лингвист, но, если честно, мой выбор профессии — это во многом случайность. Я, как и многие люди, поступая после школы в университет, слабо представляла, чем именно хочу заниматься. Но всегда интересовалась языками и много путешествовала сама, при этом меня влекли не самые типичные направления. Поступая на кафедру африканистики в Санкт-Петербурге, я представляла себе какие-то гуманитарные задачи — спасать африканских детей и т. д. Но выяснилось, что спасать африканских детей учат в других местах. А я заинтересовалась лингвистикой, начала ездить в экспедиции, и вот я здесь. 

Сколько языков в Африке? И кстати, когда вы говорите «Африка», какие страны вы имеете в виду?

В Африке около двух тысяч языков. Они в основном бесписьменные, и от этого возникает представление, что это какие-то непонятные диалекты. На самом деле языков много, и они совершенно друг на друга не похожи, а разница между некоторыми — примерно как между французским и японским.

А о странах Африки — это хороший вопрос. Если мы следуем социокультурной научной мысли, то это все африканские страны, кроме тех, что на северной части континента, потому что они — Марокко, Алжир, Тунис, Ливия, Египет — социокультурно совершенно не похожи на своих южных соседей и относятся скорее к арабскому миру. В своем курсе, однако, я планировала говорить об Африке как о континенте, поэтому собираюсь рассказать и про северную Африку тоже. 

Почему в Африке так много языков, и на каких самых популярных говорят африканцы? 

Сейчас по-прежнему многие африканцы говорят на французском и английском — это, конечно, следствие колонизации. Но это не совсем такие же французский и английский, на которых говорят в бывших метрополиях, и это отдельный сюжет. Как я уже говорила, в Африке около двух тысяч других языков, и большинство из них бесписьменные. 

Как происходит сам процесс знакомства я языком? 

Как правило, исследователь едет в какую-то деревню, про которую заранее обычно известно, что в ней говорят на языке Х, там знакомится с местными жителями и начинает потихоньку этот язык описывать. Сначала собирает списки слов, потом начинается перевод предложений, потом собираются тексты, и так в идеальном мире появляется грамматика языка и словарь этого языка.

А зачем вообще изучать эти языки? На них же практически никто не разговаривает, даже среди населения Африки. В чем ценность этих языков? Ну, кроме того факта, что их носители с немалой вероятностью вымрут, и язык тоже исчезнет. 

Давайте начну с последнего. Парадоксальным образом в Африке, несмотря на большое языковое разнообразие, языки вымирают крайне редко. (В отличие от России, где языки действительно вымирают со страшной скоростью.) Даже если на языке говорит не очень много людей, он все равно сохраняется, потому что нет такой централизации, как в Европе или России. И большинство африканцев свободно владеют несколькими языками. Человек, говорящий на одном языке — это большая редкость. 

Зачем изучать эти языки, которые вроде как никому не нужны и никто про них не слышал? Ну, главная, на самом деле, задача изучения любого языка, без разницы, какой он — маленький, большой, письменный, бесписьменный, — понять, как устроен человеческий язык в целом. А понимание, как устроен человеческий язык в целом, помогает разобраться, как вообще люди работают. И что, собственно, делает нас людьми. То есть это вклад в общекультурный социальный, даже биологический аспект понимания человека — в чем, собственно, и заключается цель всех гуманитарных наук. 

Помимо глобальных целей, существует более практическое применение: сегодня очень энергично развивается компьютерная лингвистика, все эти голосовые помощники, орфографические редакторы и т. д. И есть тенденция создавать все эти вещи не только для крупных языков, но и для тех, что поменьше. А в Африке языки не такие уж и маленькие — например, на языке бамана, который я преподавала, разговаривают миллионов двенадцать человек. На бамана пишут посты в Facebook, эсэмэски, переписываются в WhatsApp, и этому языку тоже нужны всякие технические штуки, как у больших. 

А что интересного есть, например, в языке бамана? Нам же прежде всего всегда интересно понять, как видит мир носитель другого языка? 

В языке бамана, честно скажу, нет каких-то удивительных грамматических черт вроде отсутствия будущего времени или еще чего-то, за что можно зацепиться и рассуждать о том, как он меняет восприятие мира. Но, например, можно поговорить о приветствиях. Вообще приветствия в африканских языках — отдельный очень важный пласт лексики. Приветствия всегда очень длинные, здороваются люди со всеми постоянно, целый день, очень большая часть взаимодействия с людьми сосредоточена в них. Так вот, начало приветствий в языке бамана будет разным для мужчин и женщин. То, что в европейских языках выражается грамматически, в бамана выражается на лексическом уровне — мы будем здороваться разными словами буквально. 

Еще бамана — это тональный язык, как, например, китайский. Кажется, что такое существует только в азиатских языках, но нет — в Западной Африке тоже очень много тональных языков. Бамана звучит совершенно особенно, очень музыкально и ритмично. Когда его слушаешь, кажется, что играет барабанный оркестр, а не люди разговаривают. 

И здесь, кстати, можно привести самый яркий пример значимости африканских языков для человечества. На юге Африки есть койсанские языки. Их осталось очень мало, и людей, которые на них говорят, тоже немного. Но при этом, если мы верим, что был один проточеловеческий язык, который потом разделился на много-много-много других языков, то койсанские языки — одна из первых ветвей, отделившихся от протоязыка. 

И там сохранилось явление, которого больше нет нигде — кликсы. Это такие звуки, которые звучат примерно как цоканье, и это не просто звук, а фонема, часть языка, с помощью которой строятся слова. И если бы мы не изучали малые африканские языки, мы вообще не узнали бы, что такие звуки когда-то в каких-либо языках существовали. А благодаря койсанским языкам мы об этом знаем. 

Есть другое явление, грамматическое — оно называется именная классификация и встречается в основном на востоке Африки, в суахили, например. Суахили работает так, что каждое существительное в нем имеет приставку, которая содержит информацию о значении этого слова. Например, все слова, которые обозначают что-то круглое, будут иметь префикс j. Все слова, которые обозначают какой-то маленький объект, будут иметь префикс k. Все слова, связанные с человеком — префикс m. И эта система пронизывает весь этот язык, потому что все это счастье потом согласовывается с глаголами, прилагательными и т. д., и приставка переходит от существительного ко всем другим частям речи. И получается, что люди, говорящие на cуахили, категоризируют свою действительность вот таким определенным образом, не всегда, может быть, даже осознавая это.

Что сегодня приходит к нам из Африки, имея в виду культурный контекст? 

В первую очередь, конечно, музыка. В разных регионах Африки есть совершенно замечательная музыкальная традиция, которая сейчас расцвела — сначала во многом благодаря французской сцене, а потом западноафриканские исполнители поехали по всему миру, и теперь они знаменитости. При этом вся современная музыка — она корнями, конечно, уходит в традиционную. Это отдельная большая тема, и я посвящу ей финальную лекцию в нашем курсе. 

Еще одна ваша лекция будет посвящена культуре масок, колдунам и ритуалам. Насколько вообще маски внедрены в быт в Африке? И насколько велика вероятность, поехав в Африку, встретить там настоящих колдунов и как-то с ними взаимодействовать? И будут ли они взаимодействовать с пришельцами?

Тут сразу очень много вопросов, на которые хочется ответить. Но нужно оговориться, что я не антрополог, а лингвист, то есть не специалист в этой области. Однако маски — это реальность, а не то, что существует, не знаю, для туристов или в этнографических музеях. В Африке есть фестиваль масок, масочные бега, есть праздники сбора урожая, где происходит куча церемоний, участвуют люди в масках. И участники это воспринимают не как переодевание, а как исполнение важной роли. Если уж ты надел маску — ты больше не человек, ты становишься совершенно другим существом. И маски по-прежнему продолжают делать сегодня, в XXI веке, это живая часть культуры.

А вуду — это совсем не про маски. Вуду — это колдуны, и они — тоже африканская реальность. Например, африканцы говорят, что в Африке никто не умирает просто так. Если человек умер — это случилось потому, что, перенося в нашу терминологию, на него наслали порчу. Колдовство присутствует в жизни африканцев, даже если официально они христиане или мусульмане, — религии на этом континенте смешиваются причудливо и не мешают друг другу. 

Приезжему человеку, даже если он более-менее интегрирован в местный социум, сложно взаимодействовать с колдунами. Но можно пойти к фетишёру и какой-нибудь обряд там совершить. Фетишёры — это не колдуны, это люди, которые изготавливают разные амулеты и занимаются лечением. Например, если вы заболели, можно пойти к фетишёру, попросить у него порошочек, он вам сделает порошочек. В деревне все их знают. О них я тоже расскажу подробнее на лекциях, а еще — о многом другом, что делает Африку совершенно удивительным и уникальным местом.