Когда человек решает, что он будет врачом, понимает ли он, что его ждет, что он отвечает за жизнь других людей? Как люди самоопределяются в профессии?

Профессию выбирают в 15–17 лет — и у меня, скажу вам, больших и умных мыслей по этому поводу не было. Я не думал о том, что будет со мной после медицинского института. Могу сказать, что хирургом я точно не хотел становиться. Собственно, выбор профессии происходит во время учебы в мединституте. Где-то курсу к четвертому, когда ты много чего увидел и понял, приходит осознание, чего ты хочешь и что ты можешь — это разные вещи. Из этого всего уже выбираешь свой путь в медицине более осознанно.
Но чем вообще хорошо медицинское образование? Тем, что выбор, куда можно двигаться после института — очень широкий. Не хочешь оперировать — иди в терапевты. Не хочешь много общаться с пациентами — иди в клинические исследования, занимайся разработкой новых препаратов, наукой. Вариантов очень много.

Ваш курс называется «Борода Гиппократа». Гиппократ же был как раз человеком очень широких знаний. Во-первых, он был отцом медицины, как все знают, установил основополагающие принципы в этой области. При этом он занимался и переломами, и вывихами, и придумывал инструменты, повязки, и занимался диетологией, и описал четыре типа людей — холерик, флегматик, сангвиник и меланхолик, и эта его классификация дожила до наших дней.

Скажу больше — не только его идеи, но даже некоторые его инструменты и методы лечения дожили до наших дней.

А сейчас медицина — чем дальше, тем больше — становится узконаправленной. Приходишь к терапевту и говоришь, что болит спина, а он отвечает, что это не к нему.

Спиной занимаются три специалиста.

Вот! И пока дойдешь до какого-нибудь врача, который готов на тебя посмотреть целиком, а не как на отдельные части тела, может пройти довольно много времени. Что вы думаете по поводу такого движения в развитии медицины? Будет ли так и дальше?

Это сложный вопрос, потому что движение это очень неустоявшееся на сегодняшний день. Например, медицина израильская и европейская, американская — она немножко по-другому построена, не так, как российская. Разница в чем? Есть семейный врач, который занимается, собственно, синдромной диагностикой, к нему вы можете прийти и сказать, что у вас болит спина, он вам назначит какой-то минимум обследований, чтобы локализовать проблему и направить вас уже к профильному специалисту. У этой системы есть плюсы и минусы. Минусы — вы сами не можете прийти к профильному специалисту, семейную медицину обойти не можете. Если речь идет более-менее о такой социалистической системе, как в Европе или Израиле — все-таки медицина субсидирована государством, человек платит небольшой взнос за полис и получает услуги бесплатно, — получается, что это очень долго.

То есть там нет вариантов пойти в коммерческую клинику, заплатить и сделать исследование, чтобы не стоять полгода в очереди?

Это не везде просто сделать. Чего не отнять у Российской Федерации — там это можно было сделать просто и не очень дорого. В Израиле это возможно, но очень дорого. В некоторых странах такая возможность вообще минимизирована — финская медицина, допустим. Там просто минимум коммерческих клиник. И то, к чему люди привыкли в России — коммерческие клиники, сайты, где есть списки специалистов с рейтингами и отзывами, — этого нет в других странах. Как ни странно это звучит применительно к Российской Федерации, в этом смысле свободы и удобства намного больше.

Насколько вам как врачу хотелось бы обнаруживать у пациентов информированность?

Минимальное представление о своем организме обязательно нужно иметь, особенно детям. Первое — это помогает человеку быть настороже, чтобы понять, а стоит ли уже идти к врачу? Это знание на уровне общей эрудиции в рамках анатомии и биологии. Конечно, важно знать, из чего ваш организм состоит, какие органы за что отвечают и т. д. А то бывает, что даже студенты первых курсов медвуза удивляют отсутствием знаний в этой области.

Наша задача состоит в том, чтобы научить человека, какие органы у него есть внутри и каким образом они могут ощущаться. И второй важный момент курса — помочь разобраться, что такое работа врача. Может быть, после этих занятий кто-то уже лет в 11–12 решит, что неплохо бы стать врачом, это тоже большое дело.

В плане курса довольно много практики. Очень интересно будет научиться читать рентгеновские снимки, накладывать повязки и жгуты на случай кровотечения, измерять пульс и давление. Кстати, до сих пор есть легенды о врачах, которые по пульсу могут рассказать о состоянии всего организма в целом. Возможно ли такое, или это все же легенды?

Легенды, конечно. Но определенную информацию можно получить, измерив пульс. Правда, сегодня такие — неаппаратные — методы уходят в прошлое. У нас есть более удобные и информативные методы исследования. Это как дети, которые перестали уметь в голове складывать числа — зачем, если есть калькулятор?
Проблема это или нет — вопрос открытый. Человечество перешло на новый уровень, какие-то вещи отмирают. И в медицине происходит постепенное замещение старых навыков и умений на новые, появляются иные методы диагностики, нужно уметь интерпретировать эти данные, а они намного сложнее для интерпретации, чем раньше.

Конечно, должны оставаться доктора, похожие на Гиппократа, и, я думаю, их не заменят даже роботы и искусственный интеллект. Прежде всего потому, что один из важных моментов — оценить психологический статус человека. Пациент может прибежать к врачу, кричать, что он умирает, пускать пену изо рта, а это просто ипохондрия, которая случается на закате. Искусственный интеллект в таком случае примет решение о срочных реанимационных мероприятиях, а доктор предложит стакан воды или пять капель валерьянки, и это решит проблему. То есть роль психотерапевта — это даже у хирурга около 90 % работы.